Вновь вознеслась великая мольба
О совершенной жизни на земле,
О просветленьи темного ума,
О счастии для страждущих сердец,
Об Истине в невежественном мире,
О Боге, что возвысит смертный прах.
Шри Ауробиндо. «Савитри»

Выбрать Истинное на ярмарке жизни
способен лишь истинно видящий.

Мать, Мирра Альфасса, родилась в 21 февраля 1878 г. в Париже. Француженка по географии рождения, египтянка по матери, турчанка по отцу. Ее мать, Матильда Альфасса, – женщина суровая и строгих правил, воинствующая материалистка, приветствовала учение Маркса. Отец – Морис Альфасса, банкир, великолепный математик, прекрасный наездник, немного сибарит. Впоследствии Мать заметила, что именно такие родители неслучайно были выбраны для нее, так как только вдали от ортодоксальной религиозности и свободе от ее ограничений могло проявиться органичное понимание Божественного. Не абстрактного Бога «на небесах», а близкого, теплого и сияющего Присутствия прямо над головой.

Семья

Она прожила первые восемь лет своей жизни в доме № 62 по бульвару Осман, рядом с магазином «Весна». Это здание не сохранилось. Вряд ли обстановка соответствовала Матери, но это, наверное, можно сказать о любом периоде Её жизни. Матильда, Её мать, родилась в Александрии, где, в возрасте семнадцати лет, справила пышную свадьбу с молодым и не слишком удачливым турецким банкиром Морисом Альфасса, рождённым в 1843 году в Адрианаполе. Она была женщиной-властелином, что шло совершенно вразрез с мягким характером бабушки Мирры: «Железный засов», — просто говорила Мать.

Дела отца-банкира шли не самым лучшим образом, поэтому семья часто испытывала материальные затруднения. Конечно, они не бедствовали: всегда существовала возможность обратиться за помощью к богатой бабушке Мирры. Впрочем, гордая мать Мирры, Матильда, отвергала такую возможность и предпочитала идти порой на довольно экстравагантные эксперименты. Например, в один из таких трудных для семьи периодов занялась выращиванием кур. В доме царила обстановка если и не самого сурового аскетизма, то всяком случае, без излишеств.

И всё же в строгом доме Матильды нашёлся островок воображения — как это не удивительно, он скрывался в голове неудачливого банкира. Нам даже кажется, что этот великий Турок, забытый в багаже Матильды, был вполне приятен собой. Впрочем, он не был лишен скрытых талантов, а кроме того в его характере присутствовало нечто не то кавказское, не то русское, что обычно называют словом «барин». Он был силён, как всякий турок; сжав колени, он заставлял лошадь лечь на землю (Морис Альфасса был неплохим наездником, но верховая езда с точки зрения Матильды была роскошью, потому она скоро запретила её). Учился отец Мирры в Австрии, где нашёл наставников по вольтижировке, и знал немецкий, английский, итальянский и турецкий языки (...). Он твёрдо стоял на ногах.
«Удивительное физическое равновесие» — говорила Мать.

От отца ей тоже кое-что достанется. «Он не только знал массу языков; я не встречала никого с такими способностями к математике... А как он любил птиц! В нашей квартире была особая комната (мать не терпела этого увлечения), а там стояла клетка, полная канареек. Днём он закрывал окна... и выпускал канареек!"

Вероятно, больше поэзии в этом доме не было.

Вот каковы корни маленькой Мирры. Было бы, впрочем, ошибкой пытаться найти здесь «объяснение» Матери. Скорее всего, она вообще необъяснима. А когда нам уже ничего не объяснить, начинается поэзия и — кто знает? — настоящий мир.

Свет над головой

Уже в детстве с Миррой происходили опыты, связанные с путешествиями в пространстве и времени, которые, как она стала понимать впоследствии, нарушали привычные человеческие законы (например, закон гравитации, когда во время игры с детьми она по всем «законам» должна была сорваться в овраг, но некая Сила мягко перенесла ее и бережно опустила на землю; надо заметить, что подобные вещи маленькая Мирра воспринимала как нечто совершенно естественное).

"На бульваре Осман все шли в ногу – брат Мирры, Маттео, закончит Политехническую школу. Мать же получит жёсткое и суровое воспитание: все фантазии будут исключены, как пустая трата времени, религия — запрещена как «слабость и предрассудок», а всё то, чего нельзя увидеть и пощупать, попадёт под отрицание: «Всё дело в болезнях мозга», — отрежет Матильда. Никаких разговоров, всё решено раз и навсегда. Однако, несмотря на грубую личину, беды тут не было, поскольку без суровой материалистической брони маленькая Мирра просто не выстояла бы против лавины странных переживаний, обрушившейся на Неё в первые же годы жизни. Она попросту пошире открывала глаза и внимательно изучала непривычные явления, как разглядывают под лупой насекомое, но никому ничего не рассказывала, особенно матери — та немедленно потащила бы её к первому попавшемуся врачу».

Отец Мирры обожал цирк. И, конечно, охотно брал с собой Мирру и ее брата Маттео. Однако маленькая Мирра рано стала отказываться от развлечений, аргументируя тем, что у нее есть «дела поважнее». Эти дела – быть наедине с собой, в тишине и наблюдать. Что она наблюдала, сидя на маленьком стульчике одна в своей комнате? Когда с годами придет понимание вещей, «Это» будет определено Матерью как Сознание:

«Я чувствовала его как свет и силу у себя над головой... Очень приятное ощущение: я сижу на стуле, сделанном специально для меня, одна в комнате, и... (не знаю, что это было, ничто, наверное, нуль для ума) ощущаю над головой сильное и светлое Сознание. Мне казалось, что им я должна жить, быть (ну, конечно, слова тут многого не скажут), и потому я пускала его вниз, ведь для меня оно было единственным основанием, чтобы жить... Порой я не могла отделаться от чувства небывалого удивления. Постоянно я получала удары. Любая вещь, любое событие приходило как удар кинжалом — или кулаком, или дубинкой, — и говорила себе: "Неужели такое возможно?" Понимаешь, низость, ложь, лицемерие... В родителях, в друзьях, куда ни кинь взгляд — везде одно и то же. Как тут не удивляться? В плане разума это не выражалось никак, было только недоумение. Так прошло лет двадцать, или двадцать один год — тогда я встретилась со Знанием, с тем, кто объяснил мне, в чём тут дело и откуда взялось мое недоумение. "Как, это и есть жизнь? Как, это и есть люди? Как?.. " Я чувствовала себя избитой и израненной... Поэтому, когда мне было больно, я остерегалась говорить что-либо матери или отцу: отцу до этого дела не было, а мать просто выругала бы меня (это всегда было для неё первым делом), я просто уходила в свою комнату, садилась на стул, собиралась с силами и пыталась понять — по-своему».

Опыт приобретался сам собой: «Мне нужно было только присесть на минутку и почувствовать это, приходящую ко мне силу».

Самый первый опыт Матери — ключ ко всему остальному.

Связующий мост — Сознание-Сила

Да, сила, подобная сознанию — «это» понимало, сила и оказывалась пониманием, чистым и обнажённым, ибо прежде она воспринималась чувственно, — ребёнок ведь всё трогает, чувствует, — как плотность, которую Она пускала вниз и потому наполнялась спокойствием. Когда «это» спускается, человек полон свежестью и светом, как дышащее растение. Шри Ауробиндо будет говорить о «Сознании-Силе». Это — Шакти, движитель миров. Нам не так просто понять её или почувствовать, поскольку мы окутали её словами, мыслями, цветами, политическими или религиозными учениями, или музыкой, и с триумфом говорим: «Это моя мысль, моя музыка, моё евангелие», — более или менее громко, в зависимости от интенсивности Потока, но проходит-то именно он, через всё — атом, растения, галактики... Если вы коснётесь этого здесь, то коснётесь этого и там, за тысячи миль от вас, в самых далёких и потаённых предметах — исчезнет всё далекое, всё потаённое, всё чужое, поскольку всё течёт в этом и через это: Сила-Сознание, Шакти — всеобщий связующий мост, сущность мира. Она — основание Единства мира, которое мы тщетно пытаемся высказать на языке уравнений, братства или машин; все наши телескопы, перископы, телефоны и телевизоры суть неуклюжие сачки, в которые мы пытаемся поймать то «теле-», что находится прямо у нас под рукой, перед глазами, в руке, в глазах, или же вообще нигде, ибо поймать его можно и без глаз, и без рук — просто так, лёгким вздохом, вздохом всего мира, ключом ко всему миру и, наконец, — пониманием всего мира.

Ну, а пока мы не найдём эту мировую первосущность, можно и не пытаться приблизиться к тому, что мы искусственно отдалили от себя, отрезали, отшвырнули вовне. До тех пор бессмысленно объединять братьев, ведь объединиться они могут только в одном месте; бесполезно ломать границы (или нарушать их — это одно и то же) — исчезнуть они могут только в одном месте; и можно отправляться хоть на Луну, а то и на луны вплоть до самого Судного дня, так и не заполнив наши пустые сердца и умы, ибо заполниться они могут опять-таки только в одном месте, там, где бьётся сердце мира, там, где живёт жизнь, а ветер играет всеми нашими пустыми словами, музыкой, лунами — он-то и создаёт мысли, музыку и вообще всё. Мы — неизвестно что возомнившие о себе инструменты Силы; мы не знаем её, но она-то нас знает хорошо и хочет, возможно, дать нам ещё больше радости, если только мы позволим ей самой делать свою работу вместо того, чтобы без конца мешать ей «своими» абсурдными идеями, «своими» абсурдными философиями, «своими» абсурдными религиями, и прочими глупостями, которые, как мы начинаем понимать, никого не спасут, ничего не значат и ни на что не пригодны.

Все йогические упражнения и медитации, все наши усилия — в конце концов, не более чем средство утихомирить нашу поверхностную самонадеянность и заносчивость, ментальную машину, всё на свете скрывающую, запечатывающую, разделяющую: когда она спокойна, приходит всё. Ребёнок знает это, как знала это Мирра, но как только он получает способность высказать своё знание, он теряет контакт, и ему приходится переделывать всё, точнее, уничтожать уже достигнутое. Мы-то думаем, что в этом мире у нас масса дел, а на самом деле нам надо разрушить всё, прежде чем мы получим первое слово о знании, организации и силе. Однако, разрушение приносит боль, которая доходит до самых клеток. Прежде, чем мы сможем уловить великий Поток в его бессмертной и безграничной чистоте, мы должны уничтожить что-то очень и очень важное.

"Всемогущие силы заперты в клетках Природы".

Вот вся жизнь Матери, все её труды на протяжении девяносто пяти лет, точнее девяноста, ибо начались они, когда Ей было пять лет: «Только об этом я и думала, только этого и желала, меня ничего больше не занимало, и я ни на минуту не забывала, что хочу этого. Никогда не случалось так, чтобы я забыла, а потом вдруг вспомнила: без конца, и днём, и ночью... а прошло ведь уже восемьдесят лет», — говорила Она.

Мать без устали повторяла детям Ашрама: «Вы должны выбраться из своей скорлупы; вы полностью заперты в неё и на всё натыкаетесь — понимаете, как мотыльки, бьющиеся о стекло лампы?... Сознание человека похоже на мотылька: то там ударится, то там, ведь всё ему чуждо. Вместо того, чтобы натыкаться на вещи, надо войти в них, и тогда они станут частью вас самих. Вы расширяетесь, у вас появляется воздух, чтобы дышать, пространство, чтобы двигаться, и вы больше ни на что не натыкаетесь; вы входите, проникаете, понимаете и живёте одновременно во многих местах».

Собственно, Мирра и жила разом во многих местах, и это касается не только пространства, но и времени, ведь прошлое и будущее, как мы их называем, на самом деле, возможно, отделены друг от друга и от настоящего не более, чем наш сосед от нас, или отец от матери, или котёнок, бегущий по крыше. Нам придётся отучиться от всего, что мы узнали о мире, чтобы постичь настоящий мир и настоящее время — оно ведь не имеет никакого отношения к часам и гробам, — и настоящее пространство, в котором мы повсюду будем чувствовать себя дома. А для этого нужно знать средство достижения, надо познакомиться с великой Шакти и узнать, что это такое. Надо научиться иному образу существования. Наставниками вполне могут быть и дети, поскольку для ребёнка во всех этих вещах нет ничего необычного, пока он не испорчен воспитанием. С Миррой путешествовать хорошо. В её великом лесу таится множество тайн и множество измерений. Только это нужно испытать самому, мало просто читать книги: они оставляют человека в прежней неопределённости, в прежнем смертном облике, при прежнем фальшивом течении времени, несущем только нашу боль и жизнь, которой вроде как и нет вовсе. Нужно идти с Миррой, нужно быть с Ней. Странно — хотя, что тут странного? — первое школьное сочинение Мирры, написанное в конце прошлого века, заканчивается следующими словами: «Не спи в настоящем, иди к будущему!»

Будущее же может пробиться и в настоящем.

Божественная Шакти

Она была искрящейся и многогранной: глубокие незаурядные музыкальные, художественные и математические способности — это далеко не весь их перечень. Однако она сама оценивала их как обыкновенные и "средние". Она понимала, что не будет останавливаться ни на науке как таковой, ни на художественном творчестве. Постоянное Присутствие тянуло выше, выше... Что одновременно означало — глубже, глубже... Вниз, до истока эволюции, начал корней, в глубину самой маленькой человеческой клетки — клетки материи земли. Ибо только там можно найти рычаг к преображению человеческого вида. Ведь  украшение человека "лучшими качествами", его этическое, эстетическое совершенства — это, безусловно, лучше того, что есть; однако это изменения в пределах того же самого аквариума. А Мать всю жизнь без устали вела за пределы, ее цель была разрушить нашу тюрьму, нашу ментальную крепость, научить нас дышать истинным воздухом, а главное — чтобы мы сами устремились к этому.

В юности Мирра была знакома со многими известными людьми своего времени — с Роденом, Моне, Густавом Моро и другими. Дважды побывав замужем (за художником А. Мориссе и за философом П. Ришаром) и постранствовав по свету, она наконец нашла человека, которого в образе индусского божества встретила в молодости в своих путешествиях по мирам сознания. Имя этого человека — Шри Ауробиндо. Сразу внутренне осознав, кого она встретила и полностью разделяя его взгляды, переехала в 1920 году в Пондишери, посвятив дальнейшую жизнь многотрудной работе, начало которой положил Шри Ауробиндо. В течение 30 лет она была рядом с ним. Он же дал Мирре имя — Мать, отождествляя ее с материнской Божественной Силой — Шакти.

Примечательна одна из последних работ Шри Ауробиндо «Мать», написанная им в уединении в 1927 г. и дающая ключ к пониманию как сути его Интегральной йоги, так и личности Матери. В книге рассматриваются основные принципы природы Божественной Матери, проявление Ее на разных уровнях Бытия, Ее непосредственное участие в Творении. В присущей ему филигранной манере писательства, в которой сочетаются научный подход скрупулезного исследователя и возвышенное, ярко образное видение поэта, «Шри Ауробиндо впервые дает подробное всестороннее описание женского принципа Бытия — Божественной Матери, — составляющего вместе с мужским принципом Бытия — Богом Отцом — Изначальное Единое. Эта работа помогает восстановить в сознании утраченное нашим веком равновесие этих двух равных и неотъемлемых друг от друга качеств Изначального, поскольку природа женского принципа Бога, его Творческая Сила — первоисточник всех представлений о женских божественных образах и богинях — не достаточно еще глубоко понята и осмыслена, а его роль в мироздании все еще мало изучена и скрыта для нас. Эта работа интересна не только с теоретической, но и с практической точки зрения, поскольку описывает условия и пути установления прямой связи с Божественной Матерью, помогает наладить с Ней личные отношения. И наконец, она проливает свет на уникальное событие, современниками которого мы все являемся, но смысл и тайну которого поймем, возможно, не сразу: воплощение Божественной Матери в индивидуальной, личной форме».

Долгие годы Мать была руководительницей большого Ашрама, основанного Шри Ауробиндо. После ухода Шри Ауробиндо из тела она продолжила его дело, занявшись практической работой по трансформации клеточного сознания. Это была реализация Супраментальной Йоги на физическом уровне, то есть непосредственно в материи — в теле Матери, которое отождествляло тело Земли. Этой работе она отдала более 20 лет жизни, мужественно сражаясь в одиночку на переднем крае эволюции. Сказать об этой Работе Матери как о подвиге — это все равно не сказать ничего. Этапы этого многотрудного, мучительного, но поистине великого уникального опыта в теле на уровне клеточного сознания на протяжении почти двух десятков лет записывал на магнитофон и документировал Сатпрем.

Мать, как и Шри Ауробиндо, нельзя отнести к категории святых подвижников или религиозных учителей. ("Довольно религий! — говорила Мать. — Человечество устало от религий!" И больше всего не хотела, чтобы из учения Шри Ауробиндо и ее опыта  ретивые ученики сотворили очередную религию.) Впрочем — их вообще нельзя отнести ни к одной привычной категории. При интегральном обладании высочайшим Знанием это были реалистичные люди, сумевшие объять сознанием Божественное и отождествившиеся с Ним в теле. Шри Ауробиндо в своих работах всегда проводил демаркационную линию между религиозностью и духовностью, определяя первую как плод ограниченной человеческой мысли, а вторую — как необозримую высшую открытость космическому Бесконечному. Мать же как-то сказала о себе: «Я не думаю, что кто-нибудь был большим материалистом, чем я, со всем моим практическим, здравым смыслом и позитивизмом».

Благодаря Сатпрему, ее любимому ученику, ближайшему другу и последователю, мы имеем уникальные свидетельства ее опытов, подготавливающих путь рождению человека нового вида посредством трансформационного перехода. Эта Работа была настолько глобальной и требовала такой высоты сознания, что лишь несколько человек из близкого окружения Матери могли фрагментарно приблизиться к ее осознанию. Совершенно не понятая своими многочисленными учениками, Мать оставила тело в возрасте 95 лет.

Во введении к одной из своих книг о Матери, Сатпрем сказал: «Мать — это самое удивительное из всего, что я знал и пережил. Она стала последней дверью, отворившейся после того, как все остальные привели в никуда. В течение девятнадцати лет открывала она передо мной нехоженые тропы, ведущие к будущему Человека или, может быть, к его подлинному началу. Сердце мое билось как будто впервые в жизни. Мать — это тайна Земли. Нет, она не святая, не мистик и не йог; она не принадлежит ни Востоку, ни Западу. Она не творит чудес; она не гуру и не основательница новой религии. Мать — это первооткрыватель тайны человека, лишенного всех подпорок цивилизации, религий, спиритуализмов и материализмов; всех идеологий Востока и Запада — Человека самого по себе, простого бьющегося сердца, взывающего к Истине Земли, простого тела, взывающего к Истине тела...»